У крайней линии - Виталий Полищук

Вот несколько таких бригад я и сформировал – у нас демобилизуется более восьмидесяти человек! Их-то мы и удалили из расположения батальона – и нам здесь всем спокойнее, и наши «старички» и при деле, и стимул имеют работать в полную силу!

Одна бригада восстанавливает мост здесь невдалеке, через речку Быструю, две бригады наводят временные переправы через Терек – там гражданские мостостроевцы восстанавливают стационарные переправы, эта работа надолго. Ну, а наши ребята быстренько строят временные…

А вот группу на разминирование нужно было послать лишь одну. И вы ведь понимаете, Иван Иванович, что в эту-то группу никто идти не захотел – ну, сами посудите, или работать с топором, молотком да гаечным ключом, или вывинчивать взрыватели замаскированных мин! Всегда ведь есть риск подорваться, а кому же хочется рисковать за несколько недель до демобилизации!

Командира отделения я нашел сразу – старшего сержанта Булдакова Николая. Парень опытный, по специальности имеет первый класс, то есть именно минная специальность у парня… Да и сам – «дембель», а вот с остальными…

В общем, несколько дней я бился, все никого уговорить не мог. А дней десять назад, да вот, я вам точно скажу – приказ подписан 21 апреля, пришли ко мне сразу все шестеро – тех, кого вы назвали: Ивкин, Митюков, Нестеренко, Пырник, Уфимцев и Цыганков. Ну, этот – младший сержант из хозотделения, а остальные рядовые.

И дружно так попросились именно на разминирование к старому колодцу. Я тут же скомплектовал отделение, добавил еще одного «старичка» Гришу Конради – этот и раньше не возражал против работы с минами, и рядовых Полторацкого, Сапожникова, Смолика – «годков» – ну, ребят, кто служит уже второй год, и кому можно приказать…

– Я знаю, кого называют «годками», – сказал Генцель. – Но вот Цыганков – он же не минер по специальности!

– Так он дизелист! Они же электростанцию с собой взяли. Да и при разминировании всегда нужен кто-то, чтобы что-то «поднести – унести».

– Понятно. Ну, и далее?

– Так а вы уже знаете почти все!

Придал я им сержанта Черкова – повара из столовой, они ведь далеко от расположения батальона уезжали, так что обеды не навозишься… Паренек хоть и из молодых, сразу после «учебки», но звание младшего сержанта его защищает от дедовщины… Ну, и сильно его не погнобишь – если хотите есть вкусно и вовремя!

В общем, я считаю, что подошел к делу вполне ответственно. Вот и все! В конце апреля они выехали на место, там и работали. И первое время все было в порядке – дважды в день Булдаков связывался по радио, докладывал о количестве найденных мин, вообще о том, как шли дела. Так что это странное радиосообщение, из-за которого мы послали нашего особиста старшего лейтенанта Петрика с группой для проверки – было полной неожиданностью. Мы-то его не получили – это нам из разведке передали о радиоперехвате… А что с ними случилось-то? Мы ведь подробностей не знаем – погибли, мол, все те, кто был в машине, выехавшей для проверки радиоперехвата, ну, и все двенадцать саперов – тоже… Что произошло?

Иван Иванович, все это время внимательно изучавший список отделения, посланного на разминирование, отложил листок, снял очки и потер пальцами глаза. А потом сказал:

– Не могу сказать вам пока… Да если честно – и сам толком не знаю. Погибли они все – это точно. А вот почему и как – вот, расследуем… Вы скажите-ка мне, Геннадий Андреевич, не было ли в поведении вот этих шестерых, которые вдруг внезапно захотели оказаться за пределами части, пусть даже и на опасной работе, ничего э т а к о г о последние дни? Ну, после которых они вдруг добровольно отправились к старому колодцу?

– Да я не замечал ничего такого! А почему вы только об этих все время спрашиваете? А с остальными ребятами что – с Черковым, Сапожниковым, Полторацким, Смолиным? Они что – без вести пропали? А Конради, Петрик? Они ведь тоже на днях подлежали демобилизации?

Генцель помолчал. Не мог же он сказать, что скорее всего, на слой мин, которыми были заминированы дно и стенки колодца, были уложены тела остальных шести бойцов, но после взрыва т а к о й силы только генетическая экспертиза могла бы распознать, кто были те, кого разглядел сверху, вися на веревке в колодце, капитан Стерлигов.

И он лишь молча пожал плечами.

– Хорошо! – сказал тогда Степных, уяснивший, что ни на один свой вопрос он все равно ответа не получит. – Давайте поговорим с командиром роты, со взводными офицерами… Сейчас к обеду начнут все собираться, вот мы их и вызовем. Дневальный! Дневальный!!!

Однако беседа с очень серьезными на вид тремя лейтенантами и одним капитаном ничего не дала – офицеры переглядывались, после вопроса о возможных странностях в поведении шестерых погибших солдат лишь недоуменно пожимали плечами.

– Ничего на ум т а к о г о, знаете, не приходит! – сказал командир роты.

Его поддержали командиры взводов.

– Нет, ничего!

– У меня точно ничего не происходило с начала мая!

И тут неожиданно ниточку Генцелю протянул последний из собравшихся в штабе офицеров – старший лейтенант Любин.

– Ну, если не считать самоволки, в которой были, по-моему, как раз эти шестеро «дедов»… Сразу после того, как у нас в батальоне узнали о приказе Министра Обороны. О демобилизации весеннего призыва…

– Ну-ка, ну-ка! – сразу ухватился Генцель. – Поподробнее!

– Да я подробнее не знаю! – ответил молодой офицер. – Понимаете, я узнал, что ребята ушли в самоволку, в станицу за самогоном, хотели «обмыть» приказ! Но дело в том, что они вернулись через час, без спиртного, и тихонько улеглись по своим местам спать. Давайте-ка я вызову своего замкомвзвода, Петакова, он мне докладывал, и еще смеялся: «Наверное, говорит, совесть у них проснулась! С полпути вернулись! А может быть, чего-то увидели в „зеленке“ – вроде как перепуганные были!»

Генцель чутьем старого юриста уже понял, что напал на след. И беседа с прапорщиком Петяковым подтвердила его подозрения.

Они сидели под навесом возле бочки с песком – местом для курения.

– Как они уходили – я не видел, – рассказывал бравого вида прапорщик. – Вышел на воздух по малой нужде как раз, когда они раскладывались спать – уже после возвращения. Ну, я дневального поспрашал с пристрастием, он мне и рассказал все. И вот получается, что если они около часа назад ушли в «самоход» в станицу, то обернуться могли лишь к утру. Часа три нужно, а они вернулись через час. Дневальный точно время назвал – когда они выходили из палатки, он заступил на пост, и все время поглядывал на часы, ну, ждал, пока два часа смены пройдут, и поэтому твердо стоял на своем – около часа их не было!